Hofrat Dr. Arthur Lanc

«В начале лета 1944 года к моему рукоположению пришел пожилой человек с еврейской звездой. Я ожидал, что он не будет «рассуждать» пациента с таким человеком в комнате. Он представился: «Доктор Липот Фиш, врач венгерского еврейского транспорта, который недавно работал на заводе по переработке картофеля. Я бы спросил, одолжят ли мне венозную иглу для пациента с инсультом». Я дал ему руку и иглу и спросил: «Мистер Коллега, что еще я могу для них сделать?» Смущенный и счастливый, что к нему обращаются как к человеку и коллеге, он попросил сигарету. Я вытащил из квартиры все сигареты, которые у меня были, и поручил ему сообщать мне о состоянии здоровья лагеря каждую пятницу после работы. На самом деле, мы сидели вместе в эти вечера, и моя жена готовила то, что все еще происходило в то время. В чемодане он каждый раз носил в лагере то, что ему и его добросовестным людям было нужно: лекарства, продукты, сигареты, одежду.

Тем временем наступила поздная осень, и мне сообщили, что если фронт переместится к нашим границам, евреев перевезут в концентрационный лагерь с целью окончательного решения. Я сам был бы проинформирован как чиновник накануне. Между тем было замечено, что врач еврея в основном оставался со мной в течение часа, и ему запретили. Я сам должен руководствоваться телефоном или на месте через санитарную ситуацию. С доктором Фишем я согласился тем временем, когда мне сообщили о снятии транспортного средства, спросить его лично или по телефону: Каково состояние больного с варикозными (влажными) листьями? На этом кодовом слове он должен бежать с двумя судьбами, которые он должен выбрать, в ту же ночь через заднюю дверь, которая затем была бы открыта и пробежала бы по лугу длиной в несколько сотен метров и спряталась в джунглях, начинающихся там. Тем временем я согласился с официальным ветеринаром доктором Крисчем, что он должен увидеть беженцев и привести их в подготовленное укрытие этой ночью. В качестве укрытия мы договорились с Гербермайстером Иоганном Вайсштайнером в Хоэнейхе, что он должен спрятать их в отдаленном здании.

Между тем, чрезвычайно суровая зима рухнула, когда 23 декабря 1944 года я внезапно получил сообщение о том, что в Гмюнд прибыл транспорт с 1700 венгерскими евреями и был размещен в зерновом магазине. Я поспешил и столкнулся с ситуацией, которую никогда не забуду: В случае глубоких минус градусов 1700 человек находились в бедной одежде в огромном хранилище на самом шатком соломенном слое на бетонном полу. Одна коксовая печь была посреди комнаты. Некий доктор Дарвас, у которого не было ни лекарств, ни медицинской помощи, был представлен в качестве старшего врача. Он провел меня через ряды людей, которые там все опирались на скелеты. Почти все страдали от диареи носорога. Каждый миг некоторые из них поворачивались вокруг продольной оси, снимали халат и сбрасывали водные стулья. В этом туре доктор назвал меня самыми разными профессиями больных и именами известных ученых, актеров или других ведущих деятелей венгерской общественной жизни. Я просто пришел посмотреть, как глава кружка по имени Лукас вел каких-то одетых в форму гостей - так называемых золотых фазанов - и заметил в таких сценах: "Они видят, что такое свиньи". На самом деле эти люди были слишком слабы, чтобы идти в уборные, построенные перед лагерем. Прежде всего, я мог понять, что вагон соломы стал доступен. То, что я мог получить от древесного угля животных или других кишечных препаратов, естественно, было совершенно неадекватным для 1700 человек. Вся наша рождественская пекарня, которую моя жена упаковала в относительно небольшую упаковку, которую я уронил где-то в лагере, была, конечно же, лишь символическим актом, который не мог улучшить рацион заключенных — свекольной водой и куском хлеба.

Я вспомнил шокирующую сцену: группа из примерно 15 молодых девушек, которые, чтобы не надеться, объединились в угол, всегда предлагали себя в качестве совершенно здоровой рабочей силы. Они не могли понять, что на войне им удалось обойтись без них. Сердце болит, что я не могу оторвать этих молодых девушек от смерти. И все же из этих 1700 человек 485 горькая участь газификации была спасена в концлагере, который должен был умереть между 23.12.1944 и 16.2.1945 за 55 дней, т.е. около 10 в день снова и снова от их собственных выделений. 16 февраля 1945 года я получил известие, что на следующее утро должно состояться изгнание всех евреев из обоих лагерей. Я немедленно пошел в казарму, где больные евреи были из картофельной обработки. В конце моего тура в присутствии командира СА Шассля я задал случайный вопрос о состоянии пациента Варикеллена. На этом кодовом слове доктор Фиш остался до волнения, которое осталось незамеченным. Час был нулевым. Для нас, отбросивших план и наших троих детей, но особенно для избранных помощников, началась судьба нашего существования. В 1/2 6 утра мой телефон звонил. К моему ужасу, доктор Фиш говорил по телефону. «Откуда они говорят?» "От станции! Нас не забрали, можно с ними поговорить? На самом деле, доктор Кирш и трое беженцев, которые зашли слишком далеко в лес, потерпели неудачу. Теперь безумца пришлось судить в светлый день. Доктор Кирш вытащил двух других из леса, и я привел доктора Фиша в своей машине в подготовленное укрытие. Тем временем брат Гербермайстера, священник и композитор Раймунд Вайсенштайнер, приговоренный к смертной казни, оказался там и сбежал на территорию Цветтля. Пока так неожиданно хорошо. Никто не должен был наблюдать за нашими действиями. Во время транспортировки было много волнений, и командир СА сказал: «За ним стоит только Ланк. Он всегда застрял с рыбой под одеялом. Но если я стану тяжелее, я убью себя обоих». Но доказательств у него не получилось, и 9-го. Мэй, приход русских, мы все могли дышать. Четверо вошли в нашу квартиру, а Раймунд Вайсенштайнер сел на крылья и, пока все люди не осмеливались выйти из домов из-за русских, из наших окон, которые были открыты из-за жары, прозвучал импровизированный Halleluja fortissimo, в мир, который был искуплен нацистами. "